Беседовала
Татьяна Соколовская,
специально для
«Судебно-юридической газеты»
Судья должен вершить правосудие объективно и справедливо. Для этого он должен быть уверен, что завтра его не привлекут к ответственности из-за смены политического курса, мести прокурора или протестов активистов. Именно так декларировали авторы судебной реформы, создавая из Высшего совета юстиции Высший совет правосудия, наделенный практически неограниченными полномочиями в кадровых вопросах.
Ранее, как утверждают реформаторы, на увольнение судей могли влиять политические факторы, как это было с судьей Верховного Суда Украины Александром Волковым, который в Европейском суде отстоял свою правоту. Теперь же новый ВСП, лицо судебной системы, полностью освободился от любых влияний, а своей основной целью называет обеспечение независимости судов и судей, а не наказание.
В этом плане очень важно, чтобы судьи видели: ВСП не признает двойных стандартов, не является карательным органом и не будет «брать под козырек» у политиков и активистов; ВСП, принимая решение, самостоятельно исследует все факты, соблюдает процедуру — так, чтобы его решение ни у кого не вызывало сомнений.
Впрочем, некоторые вопросы относительно вышеуказанных постулатов могут возникнуть, если проследить за рассмотрением дисциплинарного дела судьи Высшего хозяйственного суда Украины Артура Емельянова.
Напомним, речь идет о дисциплинарном деле, в котором А. Емельянову вменяют давление на судей Хозяйственного суда Киева в 2014 г. и нарушение этических стандартов поведения судьи. Интересный факт в том, что жалобщиком выступил вымышленный персонаж, а не судьи Хозсуда. Дисциплинарная палата при принятии решения использовала заявления судьи Аллы Прыгуновой, которая несколько лет находится под уголовным преследованием за коррупционные действия, и вывод экспертизы, заказанный ее же адвокатом. Примечательно также, что ВСП отказался принимать во внимание решение коллег — Рады судей Украины, которая уже рассматривала вопрос на предмет вмешательства.
30 августа Совет перенес рассмотрение жалобы А. Емельянова на решение дисциплинарной палаты, и окончательного решения ВСП пока нет.
Поскольку дело представляет собой немалый резонанс и, в принципе, может иметь влияние на будущую практику ВСП по другим судьям, «Судебно-юридическая газета» решила узнать подробности у самого Артура Емельянова.
— Вас обвиняют в давлении и вмешательстве в работу судей Хозсуда Киева. Что на самом деле произошло 7 февраля 2014 г.?
— Ранее в Украине действовала система судейского самоуправления, в которую входили советы судей разных специализаций. Как и нынешняя Рада судей, Совет судей хозяйственных судов, который я на тот момент возглавлял, имел право изучить организацию работы судов и судей, если есть проблема, выяснить ее истоки, посоветоваться с коллективом, оказать методическую помощь. Мы за эту работу несли ответственность и считали, что хорошо с ней справляемся, ведь хозяйственную юстицию всегда приводили в пример как наиболее слаженно работающую, стабильную, где действительно было единство практики, а дела рассматривались в сроки.
В рамках работы Совета судей хозсудов 7 февраля 2014 г. состоялось очередное производственное совещание в Хозяйственном суде Киева. Далее должно было следовать изучение работы всего киевского апелляционного округа. Собрание шло своим чередом, но в конце одна из судей, Алла Прыгунова начала задавать вопросы на тему публикаций в интернете. На них я как председатель Совета дал ответ. Мне тогда и в голову не могло прийти, что в моих словах, как утверждает Алла Прыгунова, «использованы методики НЛП». Посудите сами: есть ли давление в словах (цитирует стенограмму аудиозаписи): каждый вправе принимать для себя решения сам, вправе не выполнять свои законные обязанности, делать собственные умозаключения, это право каждого судьи. Но если он находится на государственной службе и хочет отступить от устоявшейся практики, он обязан это аргументировать в своем решении? Где давление в словах о том, что «моя цель — дать судье возможность спокойно работать, а не склонять голову перед депутатами, не подмахивать документы, которые он считает неприемлемыми»?
Далее Прыгунова обратилась в Раду судей, Высший совет юстиции и Администрацию Президента. Совет судей хозсудов, со своей стороны, создал рабочую группу с целью изучения обстоятельств, на которые указывала судья. Однако она отказалась давать какие-либо пояснения рабочей группе. Высший совет юстиции также переадресовал эту жалобу для рассмотрения уполномоченному законом органу — Раде судей. И последняя, предметно рассмотрев все обстоятельства, приняла решение: вмешательства в моих действиях и словах не было.
Рада судей как в 2014 г., так и теперь — ключевой орган судейского самоуправления. Докладчиком по этому вопросу выступала ныне судья Верховного Суда Раиса Ханова — человек с более чем кристальной репутацией, к которой у общественности не было и нет никаких вопросов. Но почему-то ВСП проигнорировал это решение своих же коллег и «забыл», что сам же к ним и обращался, правда, в статусе ВСЮ!
— Чем обосновано решение дисциплинарной палаты ВСП? В нем идет речь о том, что Вы использовали методы нейролингвистического программирования…
— В основу вывода дисциплинарной палаты в отношении меня легла вовсе не жалоба «Ивановой К.» и даже не аудиозапись совещания. Докладчице, члену ВСП Татьяне Малашенковой пришлось искать заявления Прыгуновой, а уже в них — необходимые трактовки. Также Малашенкова использовала расшифровку совещания в версии Прыгуновой (в решении дисциплинарной палаты сказано: «Також суддею Пригуновою А. Б. надіслано роздруківку стенограми частини виробничої наради суддів господарського суду міста Києва від 7 лютого 2014 р., копії експертного висновку щодо стенограми частини виробничої наради...» — прим. ред.). Но она не соответствует аудиозаписи. Аудиозапись же, оригинальное доказательство, членами ДП ВСП, в отличие от Рады судей, не исследовалась, и судя по тому, что запись длится около часа, а они находились в совещательной комнате 40 минут, не заслушивалась.
Ранее предоставленные пояснения других судей Хозсуда относительно того, что на самом деле никакого давления и вмешательства с моей стороны не было, докладчика тоже не интересовали.
Если вы прочитаете решение дисциплинарной палаты, то увидите, что вся описательная часть состоит из цитат экспертизы, которая, опять-таки, проводилась по стенограмме в версии Прыгуновой, а не по аудиозаписи. Более того, экспертиза не проводилась по инициативе Высшего совета правосудия, а была сделана по заказу адвоката Прыгуновой.
Чего стоит только вывод т. н. эксперта: «Враховуючи дискурсивні особливості мовленнєвої діяльності адресанта — Ємельянова А. С. (нав’язливий навідний характер із елементами психологічного впливу у вигляді маніпулювання, погроз, тиску і нейролінгвістичного програмування), з високим ступенем імовірності можна припустити, що ці зміни могли мати переважно негативний характер». При этом эксперт не беседовал со мной и не слушал запись совещания. В ходе этой экспертизы не исследовалось влияние моих высказываний на психологическое состояние г-жи Прыгуновой и других судей Хозсуда, не исследовались даже мои «познания» в сфере НЛП, и в принципе, она не соответствовала ни одной из известных методик проведения подобных экспертиз. Все это сказано в рецензии.
Впрочем, докладчик в описательной части решения рецензию на экспертизу проигнорировала полностью. Вся суть сводится к «як зазначено в заявах судді Пригунової А. Б.», «З роздруківки стенограми…», «У висновку експертного психологічного дослідження від 25 квітня 2017 р. №5895/17-61, який проведено за заявою адвоката Криворучко Л. С. в інтересах Пригунової А. Б.»…
А в мотивировочной части Т. Малашенкова уже вовсе не ссылается на экспертизу, но делает вывод, что я виноват. Причем виноват даже не в давлении на Прыгунову, а в «формировании в обществе крайне негативного восприятия деятельности судебной власти». По сути, докладчица делала все возможное, чтобы найти подтверждение дисциплинарного проступка: неоднократно обращалась к жалобщице (правда, последнюю мы так и не увидели на ВСП), к судье Хозяйственного суда Киева Прыгуновой и почему-то — в Генпрокуратуру Украины за выяснением подробностей уголовного производства.
Обо мне же в ВСП как-то вообще «забыли». О наличии дисциплинарной жалобы некой гр. Ивановой К. я узнал 17 апреля 2018 г., когда на официальном сайте Высшего совета правосудия обнародовали результаты рассмотрения вопросов повестки дня второй дисциплинарной палатой от 16.04.2018, на котором и был решен вопрос открытия дисциплинарного дела. С жалобой я смог ознакомиться только в мае 2018 г. Вероятно, мои объяснения второй дисциплинарной палате только бы помешали. Хотя есть общая практика, и первое, что делает докладчик от ВСП, это запрашивает пояснения судьи, в отношении которого открывается дисциплинарное производство.
Таким образом, мы видим, что ДП ВСП проигнорировала установленные Радой судей Украины обстоятельства, не исследовала аудиозапись, не приняла во внимание рецензию на экспертизу и не хотела выслушать самого «обвиняемого», т. е. меня. Она не заинтересовалась, ощущали ли давление другие судьи Хозсуда.
Возникает вопрос: почему члены ВСП принимают во внимание только (если их можно так назвать) «доказательства», поданные одной стороной, и вообще не учитывают поданные нами, хотя бы из уважения к названию органа, в котором они работают? Может ли это свидетельствовать об определенном обвинительном уклоне? Полагаю, вы сами понимаете ответ на этот вопрос.
— В чем состояло, по мнению ВСП, нарушение Вами этики поведения судьи?
— На совещании я полагал, что вполне конкретно высказался: судья выполняет государственные функции и вправе рассчитывать на поддержку и защиту коллег лишь в случае, если он выполняет их надлежащим образом. Но Прыгунова истолковала это как-то по-своему (улыбается — прим. ред.).
Рада судей Украины, исследовав в т. ч. аудиозапись, более чем четко дала ответ: давления и вмешательства не было. На тот момент именно она была уполномоченным органом. Дисциплинарная палата ВСП не стала подвергать сомнению решение Рады судей, но и не приняла во внимание, что уже было предметом рассмотрения РСУ. Она просто его проигнорировала и спустя 4 года взялась оценивать обстоятельства заново.
Татьяна Малашенкова сказала: когда мы оценивали деятельность судьи Емельянова, мы говорили не только о том, было ли вмешательство, а и с точки зрения этичности поведения. Мол, может, и не было вмешательства, но Емельянов допустил неэтичное поведение, тем самым нарушив этику судьи. Скажите, может ли быть наказание за то, чего не было и что ничем не доказано? Или это как в анекдоте «…но осадок остался»?
Высший совет правосудия — это не общественный совет и не политический орган, они не проводят журналистские расследования. Там все профессиональные юристы, которые понимают разницу между уголовным преследованием, дисциплинарным производством и мнением их соседей. Вместе с тем, эти профессиональные юристы проигнорировали три независимых друг от друга основания, свидетельствующие о том, что дисциплинарная палата не имела права принимать такое решение.
Существуют какие-то объективные моменты, из которых складывается вполне четкое ощущение, что результат рассмотрения дисциплинарной жалобы был заранее определен, а я и адвокаты сейчас — просто декорация, которая создает иллюзию соблюдения Высшим советом правосудия законной процедуры. Хотя члены ВСП сами себя считают «квазисудом», а значит, не могут ориентироваться лишь на имиджевые потребности.
— Кто все-таки на Вас пожаловался в ВСП?
— Начну с того, что из-за моего случая Высший совет правосудия ввел целую новую стадию — подтверждение жалобы. Хотя ранее никого в ВСП не смутило, что такого заявителя, как «Екатерина Иванова», на самом деле не существует.
По адресу, указанному «Екатериной Ивановой», трижды направлялись письма с просьбой предоставить письменные пояснения, однако все они не были получены и вернулись в Высший совет правосудия по истечению срока хранения. Учитывая полное игнорирование со стороны дисциплинарной палаты своих функций, мы сами позвонили на номер телефона, указанный в жалобе. Трубку сняла женщина, которая подтвердила, что обращалась в ВСП по просьбе клиента фирмы-физического лица, но судьбой жалобы она не интересуется.
Как выяснилось, настоящее имя заявителя, подавшего жалобу — Екатерина Григор. «Екатерина Иванова» ни разу на заседания не явилась. ВСП же мое ходатайство о вызове жалобщика удовлетворить отказался.
Далее привожу цитату из решения дисциплинарной палаты: «Иванова К. И. указывает, что приведенные в дисциплинарной жалобе обстоятельства стали известны ей в результате просмотра видеозаписи (!) заседания Высшего совета юстиции от 26 октября 2016 г. относительно решения вопроса о временном отстранении судьи Хозяйственного суда Киева Прыгуновой А. Б. от правосудия в связи с привлечением ее к уголовной ответственности до вступления в законную силу приговора суда или закрытия уголовного производства…»
Выходит, лицо, которого не существует, посмотрело видеозапись заседания ВСП, где рассматривался совсем другой вопрос, и почему-то решило, что я давил на судью. На самом деле функция «Ивановой К.» просто закончилась на подаче жалобы. Дальше все за нее сделала докладчица, Т. Малашенкова. В перспективе это создаст для судей неприятные ситуации, когда на них могут жаловаться несуществующие лица, при этом проверка реальности существования таких заявителей проводиться не будет.
Но если на минутку все же вспомнить о нормах закона и здравом смысле… С точки зрения закона, ВСП вообще не имел права принимать к рассмотрению жалобу, написанную несуществующим лицом. Ч. 6 ст. 107 Закона «О судоустройстве и статусе судей» предусматривает, что дисциплинарное дело в отношении судьи не может быть начато, если жалоба в отношении судьи является анонимной.
— В решении дисциплинарная палата ссылается на материалы уголовного производства. Как они связаны с дисциплинарным делом?
— Да, дисциплинарная плата решила не мелочиться и взяла на себя полномочия как органа досудебного расследования, так и суда. В обоснование решения ДП также ссылается на обстоятельства, изложенные в сообщении о подозрении от 17.10.2016 в рамках уголовного производства в отношении меня в части якобы вмешательства в деятельность Прыгуновой. Эти обстоятельства ДП ВСП определила как уже доказанный факт. Иными словами, промежуточный процессуальный документ конкретного уголовного производства, которое еще находится на стадии досудебного расследования, безо всяких на то оснований положили в основу решения. Причем с момента уведомления о подозрении прошло уже почти два года, а досудебное расследование до сих пор не завершено, обвинение в виде обвинительного акта не составлено, мне не предъявлено и в суд не передано.
Неужели ни у одного из уважаемых членов второй дисциплинарной палаты Высшего совета правосудия, которые решали мое дисциплинарное дело, учитывая их значительный опыт в сфере права, не закрался хотя бы элементарный вопрос о том, почему уголовное производство такое длительное время не двигается и фактически зиждится на промежуточном процессуальном документе в виде сообщения о подозрении? Возможно, обстоятельства, изложенные в сообщении о подозрении от 17.10.2016, за почти два года досудебного расследования так и не нашли подтверждения для того, чтобы можно было оформить их обвинительным актом и направить в суд?
Любопытно, что даже сама Прыгунова в своих объяснениях неоднократно отмечала, что вопрос возможного вмешательства в ее деятельность в настоящее время решается в рамках конкретного уголовного производства и не может рассматриваться ДП ВСП. Проще говоря, докладчица «перестаралась».
— Во время заседания ВСП 30 августа возник вопрос о сроках привлечения к дисциплинарной ответственности. Речь ведь идет о событиях февраля 2014 г., а сейчас уже осень 2018…
— Есть и позиция нашего законодателя, и позиция Европейского суда по правам человека: для привлечения судьи к ответственности должны быть определенные сроки. В 2013 г. Украина уже получила решение ЕСПЧ «Волков против Украины», в котором срок привлечения к дисциплинарной ответственности вынесен отдельным вопросом как основание нарушения Украиной п. 1 ст. 6 Конвенции. Полагаю, члены ВСП читали это решение, ведь в ходе судебной реформы о нем не говорил только ленивый.
Итак, цитирую: «Суд считает, что сроки давности служат нескольким важным целям, а именно: обеспечению юридической определенности и окончательности, защите потенциальных ответчиков от не заявленных вовремя требований, которым может быть трудно противостоять, и предотвращению любой несправедливости, которая могла бы возникнуть, если бы от судов требовалось выносить решения о событиях, имевших место в отдаленном прошлом, на основании доказательств, которые по истечению времени стали ненадежными и неполными. Сроки давности являются общей чертой национальных правовых систем договаривающихся государств по уголовным, дисциплинарным и другим нарушениям».
И далее: Европейский суд по правам человека «…считает, что такой подход, когда срок привлечения к дисциплинарной ответственности по дисциплинарным делам, которые касаются судей, является неопределенным, представляет серьезную угрозу принципу юридической определенности».
Согласно ч. 11 ст. 109 Закона «О судоустройстве и статусе судей», дисциплинарное взыскание к судье может быть применено не позднее 3 лет с момента совершения им проступка без учета временной нетрудоспособности и пребывания судьи в отпуске. В моем случае эти 3 года истекли 7 февраля 2017 г. С учетом всех больничных и отпусков срок для возможного привлечения к дисциплинарной ответственности истек несколько позже — в декабре 2017 г.
Но дисциплинарной палате, видимо, очень хотелось привлечь меня к дисциплинарной ответственности, нужно было придумать какой-то способ. Поэтому она применила «новаторский» подход. В частности, вычисляя указанные сроки, ДП учитывала время моего пребывания в отпусках и временной нетрудоспособности уже после окончания прямо установленной в ст. 109 Закона Украины «О судоустройстве и статусе судей» предельной даты. Т. е. по закону нельзя, но «если очень хочется, то можно».
Какие-либо другие обстоятельства, кроме моего участия в совещании 7.02.2014, ни в жалобе, ни в оспариваемом решении не исследуются и не устанавливаются. Единственной датой, которая может быть принята во внимание как начало отсчета 3-летнего срока, определенного в ст. 109 Закона «О судоустройстве и статусе судей», является 7.02.2014.
Внимание, вопрос: как позиция ДП ВСП в принципе соотносится с позицией ЕСПЧ? Как можно охарактеризовать действия членов ВСП, если для обычных судей нарушение практики Европейского суда является самостоятельным основанием для привлечения к дисциплинарной ответственности?
— Можно ли сказать, что дисциплинарное дело будет использовано в качестве линии защиты А. Прыгуновой?
— А. Прыгунова, конечно, использует эту жалобу и ситуацию с якобы вмешательством в ее деятельность в качестве защиты в оправдание собственных коррупционных действий — взятки $71 тыс. Но поскольку уголовное дело находится на рассмотрении Шевченковского районного суда Киева, я не буду комментировать. Пусть точку поставит суд.
— Многие обвиняют систему, которая была во время работы Совета хозсудов, в чрезмерном контроле….
— Способы реформирования бывают не только революционные. Судебная система способна сама себя контролировать на предмет соблюдения судьями требований закона, Кодекса судейской этики. В этом плане я считаю неправильным сужение полномочий глав судов и лишение их активной роли в вопросе организации работы суда. Мы сейчас уже видим последствия такого выбора законодателя в некоторых судах… Отдельные судьи — мастаки писать жалобы, но молчат, сколько у них самих лежит неотписанных решений. И глава суда не имеет никакой возможности повлиять на такого судью.
Если коллектив уже проголосовал, выбрал конкретного человека, которому доверяет, он должен иметь право понимать ситуацию в суде и в случае, если какого-либо из судей этого суда пытаются привлечь к ответственности, дать справедливую и объективную характеристику такому судье.
