Среди самых ярких деятелей «молодой адвокатуры» ХХ века блистал и Михаил Львович (Моисей Лейбович) Мандельштам (1866–1939) – с 1903 г. участник первого из кружков политической защиты, который был основан в Москве в 1896 г. во главе с Н.К. Муравьевым, П.Н. Малянтовичем, В.А. Маклаковым.
Мандельштам родился в Казани. Его отец, известный в городе детский врач, лечил юного Н.Э. Баумана – впоследствии видного революционера, большевика, которого сам Михаил Львович через много лет (в 1905 г.) защищал на судебном процессе.
Бурная молодость
В 1883 г. М.Л. Мандельштам поступил на юридический факультет Петербургского университета и познакомился там со своим однокурсником, студентом естественного факультета А.И. Ульяновым (старшим братом Ленина). Вместе с Ульяновым, его сестрой Анной, П.Я. Шевыревым, З.А. Венгеровой он входил в депутацию от петербургского студенчества, которая приветствовала М.Е. Салтыкова-Щедрина 8 ноября 1886 г., в день именин писателя, у него дома, причем с приветственной речью выступил именно Мандельштам. «Ульянов и Шевырев указали на него, – вспоминала об этом Венгерова. – «Он юрист, известный у нас оратор, речь сказать – его дело».
Вскоре после этого, 17 ноября 1886 г., снова вместе с А.И. Ульяновым и П.Я. Шевыревым (они в то время создавали «Террористическую фракцию партии «Народная воля» и через полгода будут повешены) Мандельштам, хотя и не был членом фракции, принял участие в нашумевшей «добролюбовской» антиправительственной демонстрации у могилы Н.А. Добролюбова на Волковом кладбище в Петербурге. За это он был арестован и выслан «на родину», в Казань. Его причастность к «Народной воле» не была установлена, но сугубая неблагонадежность стала для властей фактом: в феврале 1888 г. он был вновь арестован и выслан на два года в Симбирск. Революционером Мандельштам не стал, но пережил в юные годы увлечение сначала народничеством, а затем марксизмом. Он был тогда дружен с одним из пионеров марксизма в России Н.Е. Федосеевым, который «в ранней молодости жил в семье Мандельштамов», а на одной из нелегальных лекций Мандельштама в Казани впервые услышал о Марксе 17-летний В. И. Ульянов (Ленин).
С конца 1880-х годов Мандельштам надолго оказался под негласным надзором полиции, причем его оппозиционность властям каратели явно преувеличивали. Так, шеф заграничной агентуры Департамента полиции А.М. Гартинг, следивший за поездкой Мандельштама по Франции весной 1906 г., заключил, что Мандельштам «близко сошелся с Михаилом Гоцем и чуть ли не целиком разделяет в настоящее время убеждения партии социалистов-революционеров». В действительности Мандельштам (хотя он и мог быть лично знаком с М. Р. Гоцем) еще в октябре 1905 г. стал членом ЦК конституционно-демократической партии. Правда, там он оказался излишне левым и в 1907 г. вышел из ЦК по несогласию с партией кадетов, но вплоть до 1917 г. держал себя, по его собственному выражению, «спиной к революции».
Адвокат угнетенных
Блестяще эрудированный юрист, присяжный поверенный с 1902 г., Мандельштам к тому же еще со студенческих лет имел репутацию выдающегося оратора. Рослый, статный, красивый брюнет с бурным темпераментом и могучим голосом, он был зажигательно красноречив и производил сильное впечатление на любую аудиторию. Своей оппозиции к самодержавию он никогда не скрывал, скорее даже бравировал ею. Поэтому «государственные преступники» охотно выбирали его своим защитником. Он с равной ответственность юриста-профессионала защищал и социал-демократов (Н.Э. Баумана, Н.А. Рожкова), и эсеров (Г.А. Гершуни, И.П. Каляева), и кадетов (Е.В. Аничкова, А.В. Тыркову), и рядовых участников массового движения.
Кого бы ни защищал Мандельштам из деятелей освободительного движения, он всегда акцентировал их демократические идеи и мирные, ненасильственные методы борьбы. «Посмотрим, чего хочет, чего добивается русская социал-демократия, – говорил он, обращаясь к судьям на процессе по делу о первомайской демонстрации 1902 г. в Саратове. – Прочтем прокламацию: свобода совести, свобода печати, собраний, уравнение в правах всех сословий, всех национальностей. Да разве это все так несбыточно? Разве под многими из этих пожеланий не подписались бы вы сами? Майская демонстрация по своему характеру не революционна. Это способ мирной пропаганды научных идей. Пожелаете ли вы опять усиленной репрессией выбросить реку из ее берегов? Взгляните на Волгу. Как мирно катит она свои могучие волны! Но попробуйте запрудить ее. Река вырвется из своего естественного русла». Царские судьи не внимали таким речам и, как правило, выносили «врагам престола» даже при минимуме улик максимально суровые приговоры. Поэтому обвиняемые нередко разочаровывались в услугах адвокатов. «Что из того, – спрашивал социал-демократ С.Ф. Васильченко, судившийся по делу о политической демонстрации 2 марта 1903 г. в Ростове-на-Дону, – что из того, что рыкавший, как лев, Мандельштам, от негодующей речи которого дрожала не только его мощная фигура, а сотрясались даже стены, вопиял о справедливости? Судьи не дрогнули».
Впрочем, бывали случаи, когда удавались корифеям «молодой адвокатуры» (в частности, и Мандельштаму) попытки облегчить судьбу их подзащитных, смягчить приговор суда. На процессе по делу Боевой организации эсеров в Петербургском военно-окружном суде 18–25 февраля 1904 г. Мандельштам опроверг обвинение его подзащитной Л.А. Ременниковой, построенное лишь на предательском оговоре, и добился для нее редкого в то время по мягкости приговора – 3 месяца ареста (всем остальным ее сопроцессникам приговоры были вынесены смертные и каторжные). Кстати, на этом процессе Мандельштам вместе с другими защитниками подверг обструкции своего коллегу присяжного поверенного А.В. Бобрищева-Пушкина, который, защищая предателя Е.К. Григорьева, поливал грязью остальных подсудимых и вообще все революционное движение. «Грязь, брошенная в людей, которые, быть может, завтра взойдут на эшафот, – заявил Мандельштам суду, – этих людей, конечно, не замарает, но руку, бросившую эту грязь, покроет на всю жизнь несмываемым позором».
В тех же (обычных) случаях, когда адвокатам не удавалось смягчить приговор, их защитительные речи играли важную роль, разоблачая полицейский и судебный произвол царского режима. Так, на процессе члена Боевой организации эсеров И.П. Каляева в Особом присутствии Правительствующего сената 5 апреля 1905 г. Мандельштам настойчиво проводил мысль о том, что «правительство само толкает людей на террор», ибо своим деспотизмом и жестокостью разжигает в стране «всеобщее недовольство». Здесь же, вместе с другим защитником Каляева В.А. Ждановым, Мандельштам позволил себе очень смелый для такого процесса шаг: когда председатель суда П.А. Дейер удалил Каляева за «дерзость» его ответов на вопросы обвинения, оба защитника солидарно с подсудимым тоже ушли из судебного зала. Оставшийся без подсудимого и адвокатов Дейер вынужден был вернуть их всех в зал заседаний суда.
Жертва террора
Мандельштам был широко известен не только как юрист, адвокат. У него были обширные связи в различных сферах культуры. Он был женат на драматической актрисе О.А. Голубевой (1868–1942), блиставшей в театрах Ф.А. Корша, В.Ф. Комиссаржевской и на периферии. Дружил с В.Г. Короленко, П.Н. Милюковым, корифеем Малого театра А.И. Южиным.
После Октябрьской революции 1917 г. Мандельштам эмигрировал, но вскоре вернулся в СССР. В.А. Маклаков помянул его в своих мемуарах так: «Очень левый Мандельштам, который потом добровольно ушел к Советской власти». В советское время Мандельштам служил юрисконсультом в различных (государственных и коммерческих) учреждениях, был членом Коллегии защитников, участвовал в работе Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев, писал мемуары. Его книга «1905 год в политических процессах» вызвала большой интерес.
Но 9 июня 1938 г. 72-летний Мандельштам был арестован сталинскими карателями как «враг народа» (ему, конечно же, припомнили кадетское прошлое) и, по данным КГБ СССР, 5 февраля 1939 г. умер в тюрьме «от упадка сердечной деятельности». Таким образом, он разделил судьбу своих товарищей по «молодой адвокатуре» начала ХХ века П.Н. Малянтовича и Б.Г. Лопатина-Барта, тоже ставших жертвами сталинского террора. Лишь 18 июня 1990 г. «постановлением Прокуратуры СССР дело в отношении Мандельштама М.Л. прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления».
Свидетельства очевидцев
Дон-Аминадо. ПОЕЗД НА ТРЕТЬЕМ ПУТИ (отрывок)
…Зато неутомимый Мандельштам жал ручки дамам, то одной, то другой, прикладывался мокрыми губами под нависшими седыми усами, и, многозначительно выпив красного вина из бокала Нины Заречной, стал в позу и неожиданно для всех, по собственному почину начал читать, шепелявя, но не без волнения в голосе:
Много юношей нас было.
Бодрых, смелых, каждый — с милой!
Каждый бойкий на язык.
Но — вино сверкнуло в чашах —
Вдруг, глядим, красавиц наших
Всех привлек к себе старик.
Череп, гроздьями увитый,
Старый, пьяный, весь разбитый,
Чем он девушек пленил?!
А они нам хором пели,
Что любить мы не умеем,
Как когда-то он любил!..
Все сразу захлопали в ладоши, зашумели, заговорили. Броня Рунт чокнулась с Златоустом и так в упор и спросила:
— Это что ж? Автобиография?
Маяковский не удержался и буркнул:
— Дело ясное, Мандельштам требует благодарности за прошлое!
Старый защитник и не пробовал защищаться. Воспользовавшись минутной паузой, он явно шел на реванш.
— Вот вы, господа поэты, писатели, мастера слова, знатоки литературы скажите мне сиволапому, а чьи ж, это собственно говоря, стихи?
Эффект был полный. Знаменитый адвокат крякнул, грузно опустился на диван и, торжественно обведя глазами не так уж чтоб очень, но все же смущенную аудиторию, произнес с несколько наигранной простотой:
— Аполлона Майкова, только и всего.
